Двести сорок девятый
Запись из дневникаЯ супер-пилот. По крайней мере, был им. Я служил на корабле «Северный» много лет, водил его к Альфе Центавра, к Полярной, моя энергия мысли перебрасывала его по всему скоплению Плеяд! Плеяды… Кто сказал, что в космосе темно? Когда смотришь из окна, идя на малом двигателе, кажется, что ты попал в звёздный дождь. Но чтобы мы могли этот дождь увидеть, в самый его центр переносила корабль энергия моей мысли.
Уже пять лет я не летал. Почему? Нет, я не заболел, не совершил ошибку и уж конечно не ушёл по собственному желанию. Я просто… приблизился к критической точке, и никто не хочет рисковать.
Страшная вещь — статистика. Она утверждает, что на 250 удачных пространственных бросков приходится один неудачный, и поделать с этим ничего нельзя. Никто не винит пилота, но после того, как «Летающий Сфинкс» разделило на две части, никто не хочет рисковать. Тогда кораблю и экипажу повезло: разгерметизации не было, и потерявшуюся часть корабля с людьми вовремя нашли, но будет ли следующий раз так же удачлив? Нет, мы, конечно, не отказались от полётов, но подбирая супер-пилотов в экипаж командиры перестраховываются. И смотрят они при этом не на опыт, а на количество бросков, остающееся до критической цифры.
Иногда статистику можно обмануть. Так должно было быть со мной. Я сделал 198 прыжков и собирался в следующую экспедицию, после которой должен был пройти переаттестацию. Пятнадцать-двадцать прыжков во время экспедиции плюс пятьдесят тренировочных — и я перешагнул бы свой барьер. Срезаться во время переаттестации было бы лучшим вариантом: никто не пострадал, и отсчёт прыжков пошёл заново.
Но при подготовке к полёту механики заметили микротрещину в корпусе корабля и отправили на капремонт. И пока мы полтора года ожидали в невольном отпуске, подошло время моей переаттестации.
Пятьдесят тренировочных прыжков. Все без ошибки. Мне хотелось плакать от отчаяния. Даже была мысль намеренно совершить ошибку. Но это было бы непрофессионально, кроме того, приборы всё равно бы это показали.
И вот я вернулся с переаттестации, а «Северный» — с ремонта, и командир экипажа вызвал меня к себе. Ещё только идя на встречу, я уже знал, что ничем хорошим она для меня не закончится.
Минуты две мы с Никитой задумчиво смотрели друг на друга из-за дымящихся чашек. Он предложил мне чаю, но пить не хотелось ни мне, ни ему. Потом мой друг выдохнул.
— Переаттестация с отличием, — сказал он. — Ни одной ошибки. В другой ситуации я был бы этому рад.
Я кивнул.
— Двести сорок восемь прыжков, Миш. Двести сорок восемь… Любой следующий может стать роковым. Прости, я не могу взять с собой бомбу.
Что я должен был сказать? Он отвечал за корабль, за людей, за весь успех экспедиции. На его месте я поступил бы так же.
— Может, другой корабль или… — он замолчал. Оба знали: любой другой командир скажет то же самое. Да я и сам не уверен, что был готов так рискнуть. Что поделать, если сбой от тебя не зависит. Он просто должен произойти.
Для порядка я сходил на собеседование ещё на один корабль, получил ожидаемый отказ и более никуда подаваться не решился. Сейчас идёт пятый год моего ожидания, по окончании которого мне снова предстоит переаттестация, только уже с существенным понижением разряда.
Ну пускай. Пускай с понижением, лишь бы снова вернуться в космос.
2 апреля 2018г.