Когда круг замыкается

Тира писала Миррету письмо. Она исписала уже два листа и большей частью просила о том, чтобы он ей, наконец, ответил. И вообще, она уже давно собиралась на него обидеться. Ей положительно пора было обидеться, но вместо этого девочка только сильнее волновалась.
Всё дело в том, что Миррет почему-то ей не писал. Не писал уже почти полгода, с тех пор, как она окончила второй класс. Просто однажды она так и не дождалась ответа на своё письмо и написала второе. Тира подумала, что он, может быть, его не получил — хотя это ещё не повод не писать. Но и второе письмо словно кануло в Лету.
На сегодняшний день девочка написала ему уже с десяток писем и терялась в догадках. Иногда она очень обижалась на него, думала, что он о ней забыл, бросил, что она ему надоела, — а иногда беспокоилась, не случилось ли чего с её другом.
Сначала Тира ещё очень расстраивалась из-за своего куба, хотя её разочарования по этому поводу никто не разделял. Альма завидовала ей, хоть и не говорила об этом, родители просто светились от счастья, Пальмира Окетовна вздохнула, наконец, с облегчением. Может быть, Миррет её бы понял — но он почему-то не отвечал. И девочка, в конце концов, смирилась.
Тира акуратно сложила листок бумаги, спрятала в конверт и надписала адрес. Бросая его в почтовый ящик по дороге в школу, она надеялась, что, может быть, на это письмо, он всё-таки ответит ей.
Прошло несколько дней. Тира доставала из почтового ящика счёт за телефон, оплату за квартиру, рекламные листовки, согласно которым она непременно должна была купить суперновый фотоаппарат, потому что на нём можно было установить дату с точностью до секунды по четырём часовым поясам сразу и всё это отобразить на снимке (только неясно, где тогда должна находиться картинка, если всё это напечатать), специальные оконные рамы для офиса, отличие которых от обычных Тира так и не поняла, комплект медицинской одежды, упакованный в ваккумные герметичные пакеты, что якобы продливало срок стерильности, и отнести всё это в химчистку, где вещи постирают или почистят, просушат, выгладят, накрохмалят, заштопают и даже подберут оторванные и утерянные пуговицы, молнии и другие застёжки.
Но всё это Тире не было нужно. Среди счетов и реклам она искала письмо, которое не приходило. Тире не хотелось в это верить, но, похоже, он действительно больше не собирался ей писать.
А может, он так и не простил её до сих пор за то, что ему пришлось остаться на второй год? Почему тогда он не сказал ей об этом? Почему не перестал писать раньше? Зачем вообще приходил проститься?
В совершенно дурном расположении духа Тира заканчивала картинку: на столе букет цветов в вазе. И не хотелось ей никакой вазы и никаких цветов. Почему её надо было бросить? Не хочет писать — ну и пожалуйста, она тоже больше писать ему не будет.
Тира вдруг так разозлилась на всех. Почему никто не хочет её услышать? Она говорит им, что «сумерки» плохие — её считают ненормальной, она говорит, что у неё сильный куб — ей не верят. Один был — и тот забыл. Может, так оно и должно был? А зачем это ей, если больше никому не надо? Даже Миррету... Может, просто им дать то, что они так просят?..
Всё почему-то для неё перестало иметь значение. Всё, что имело раньше: ни куб, ни «сумерки», ни лежащая в портфеле старая консервная банка. Какая разница? Алмазный, так алмазный, все этому рады. Пусть алмазный. «Сумерки» так «сумерки», пусть будут «сумерки». А банка — обыкновенное старьё, и нечего ей делать в портфеле...
— Можно я возьму у тебя чёрный карандаш? — шёпотом попросила Тира Альму. Та испуганно посмотрела на подругу. — Я не поломаю.
Подумав, Альма кивнула.
Тира достала карандаш из коробки и аккуратно и равнодушно поставила несколько пятен на лепестках стоящих в вазе цветов, а потом закрасила часть голубого неба. И ей уже не было страшно. Ей было всё равно.
Бросить банку в мусорный бак у дома Тире в голову не пришло: наверно, она слишком к ней привыкла и не воспринимала, как мусор, который выбрасывают. Это просто была старая вещь, которую прячут за ненадобностью куда-нибудь далеко. Как старую одежду, ненужные журналы, обувь из которой давно выросла...
Тира осмотрела свою комнату на предмет места, могущего сойти за кладовку. Ящик с игрушками для этой цели не подходил. Ящики письменного стола тоже. Шкаф не годится, там одежда, которую она носит, а не которую прячет, банка будет постоянно на виду и мешать. В ящике под кроватью банка на виду не будет, но всё равно будет мешать: там постель. Нужно было найти что-то такое, куда никто не заглядывает месяцами, вот как у мамы кладовка, там полно всего.
Стоп! А ведь правда, она может использовать настоящую кладовку. Тира открыла дверцы, осмотрелась, потом вытащила два тюка с одеждой в коридор, разгребла руками оставшиеся тряпки и засунула банку в самый дальний угол, аж за журналы, потом обратно тряпками засыпала, вернула на место тюки и закрыла кладовку.
И только теперь почувствовала облегчение.
А на носу, кстати, Новый Год и зимние каникулы. И ей очень понравились два ёлочных шара в магазине, надо будет сказать маме...