12

Одно маленькое «но»

Через несколько дней в школу прибыла медкомиссия вроде той, которая принимала у Миррета экзамен. Семь человек, профессоров, докторов наук собрались в школьном медпункте, чтобы ещё раз исследовать куб девочки. Пальмира Окетовна после уроков сама привела Тиру в кабинет.
На стол был водружён громоздкий прибор УлЭИ, с которым возились двое профессоров, проверяя и настраивая. Остальные пятеро вместе с медсестрой изучали за столом Тирину карточку. Все были в белых халатах, и у каждого члена комиссии на груди был приколот бэйджик с фамиллией, инициалами и учёным званием.
Посреди комнаты стоял стул. Тира поставила портфель на сидение и устроилась рядом. Два профессора, наконец, закончили с УлЭИ и присоединились к коллегам.
Настала тишина. Все восемь человек расселись за столом, и один из них, видимо, голова комисии, произнёс:
— Мы здесь собрались, чтобы ещё раз пересмотреть вопрос о твоём кубе, Тира. Мы проведём небольшое обследование.
Девочка кивнула головой.
— Для начала, — он передал сидящей в торце стола медсестре энерготон, точно такой же, как приносил на занятие Викур Картирович, — возьми и подержи его несколько минут.
Медсестра взяла энерготон, встала с места и подошла к Тире. Ловким движением женщина выщелкнула стержень и, протянув зазвучавший прибор ребёнку, отошла. Но в этот раз, вместо того, чтобы, оказавшись в руках Тиры, взять высокую чистую ноту, энерготон почему-то издал звук несколько ниже и заскрежетал, как первый раз на лекции Викура Викуровича.
От неожиданности Тира выпустила его из рук, прибор замолк и покатился по полу, девочка вскочила со стула и, догнав его у окна, подняла. В этот раз скрежета не было, тон был таким, как Тира и ожидала.
На лицах присутствующих отразилось удивление.
— Походи по кабинету с ним, — попросил голова.
Тира прошлась с энерготоном от окна к двери, потом снова села на стул. И тут же звук сменился с ровного на более низкий и скрежещущий. Тира удивлённо огляделась. За спиной был только портфель. Голова медкомиссии встал.
Профессор вышел из-за стола и подошёл к девочке.
— Что в ранце? — спросил он минуту спустя.
— Что? — не поняла Тира.
— Живность есть какая-нибудь? — пояснил профессор. — Мыши, крысы, тараканы в спичечных коробках, птички, божьи коровки, червяки?
Девочка помотала головой.
— Электроприборы, батарейки?
— Нет.
— Сильные магниты?
— Нет.
Мужчина задумчиво сложил руки на груди.
— Растения? — последнее скептическое предположение. Тира снова отрицательно помотала головой.
Подошли ещё двое членов комиссии. Ребёнок наблюдал, как взрослые переглядываются друг с другом и строят догадки.
— ...никогда такого ещё не было...
— ...правда, они давно не используются...
— ... но чтобы ни с того ни с сего...
— ...портфель тут не при чём, даже поломанный прибор не может так реагировать на портфель...
— ... нельзя с уверенностью сказать, чтобы куб сильнее алмазного...
— ...да, звуки очень странные...
— ... если бы не скрежет...
— ... его нельзя снимать со счетов...
— ... но явно не слабее алмазного...
— ...да, тон даже при скрежете очень высокий...
— ...и энергетика не может так скакать...
— Ты волнуешься? — повернулся вдруг к Тире один из профессоров. Девочка пожала плечами.
— Надо проверить на УлЭИ. С энерготоном.
Тиру подключили к аппарату. На экране появилась уже знакомая картинка человека в светящемся кубе и строчки:
«Средовая твёрдость — воздух
Процентная наполненность — 1
Целостность — 1
Отражаемый спектр: 0,74 – 1,08 мкм»
Зафиксировав данные, один из членов комиссии протянул Тире энерготон, и прибор высоко и чисто запел.
— Дайте ей портфель, — попросил тот же человек.
Едва ранец поставили под кушетку, звук понизился и заскрежетал. Картинка на мониторе не изменилась. Надписи — тоже. Кроме одной: процентная наполненность вдруг стала равняться 4,65.
— Четыреста шестьдесят пять процентов? — изумлённо прочитал работающий за аппаратом. Остальные вообще молчали. — Откуда тогда более низкий звук и скрежет?
— У тебя точно там нет батареек?
— Размером с Днепрогэс, — негромко съёрничал кто-то.
Профессора молча переглядывались. То, что происходило, происходить в принципе не могло. Понижающийся звук говорил об ослаблении энергетики, скрежет — вероятно, о каком-то нарушении куба, в то же время процентная наполненность тем выше, чем сильнее энергетика. Не могла же она ослабляться и усиливаться одновременно? Уже не говоря о том, чтобы усиливаться настолько, чтобы фактически равняться нескольким кубам!
Одним словом, очень странно действует на человека тяга к знаниям.
Под дверью кабинета дочку ждала отпросившаяся с работы Ирита. Как только Тира вышла, Ирита заглянула внутрь.
— Мы ещё ничего не можем сказать вам, — предвосхитил её вопрос глава комиссии. — Мы должны обдумать результаты.
— Но у неё по крайней мере сильный куб? — она замялась. — Сильнее, чем думали?..
— Да, у неё, по-видимому, очень сильный куб, — согласился профессор, — но точнее сказать мы ничего сейчас не можем.
Решение с Тириным кубом затянулось. Прошло несколько недель, но комиссия не объявлялась и результаты не спешила обнародовать.
Учебный год близился к завершению.
— Сейчас, когда вы научились входить в транс, наступает самый важный этап обучения, — произнёс Викур Викурович, сложив на груди руки. — Прежде чем активизировать куб, вы должны научиться правильному распределению энергии в органах.
Это было очень необычно. Ученики привыкли, что на практике они в некотором смысле ничего не делают — если не считать того, что тренируются в расслаблении, проще говоря, отдыхают, — а сейчас учитель, кажется, собрался почитать им немного теории.
— На это уйдёт шесть лет обучения. Мне придётся ознакомить вас сначала с азами, а потом дать более глубокие знания по анатомии и физиологии, чтобы вы могли сами делать выводы, от какого органа и в каком количестве в данный момент вы можете взять энергию. Активизировать куб мы с вами начнём только в девятом классе.
По классу пронёсся разочарованный гул.
— Итак, запомните первое, — Викур Викурович взял мел и вывел на доске жирную «единицу», — Никогда ни при каких обстоятельствах нельзя брать от одного органа больше девяти десятых частей энергии. Никогда. Иначе этот орган перестанет у вас функционировать.
Викур Викурович для пущего устрашения написал рядом с «единицей» дробь 9/10, обвёл её в кружок и пометил громадным восклицательным знаком.
— Кроме того, — продолжал он спокойнее, — если вы часто будете брать много энергии от одного и того же органа, то он заболеет. Например, постоянно забирая энергию от желудочно-кишечного тракта, даже если он у вас абсолютно здоров, вы, в конце концов заработаете воспаление слизистой или язву.
Викур Викурович положил мел и многозначительно добавил:
— Кстати, этого нет в учебнике, — дети, поняв намёк, взялись за ручки и стали записывать. — А по сему советую завести толстую тетрадь.
Сатиа, девочка-кукла, подняла вверх руку.
— Что? — спросил её учитель.
— Значит, если я неправильно распределю энергию, то умру? — спросила она.
Викур Викурович глубоко вздохнул, собираясь с мыслями.
— Не обязательно, — ответил он, — хотя может так случиться, что, да, — он вздохнул ещё раз. — Дело в том, что, когда энергия распределяется неправильно, то ли по незнанию, рассеянности, или это делается стихийно неопытным человеком, во-первых, как я уже говорил, вы можете повредить какому-то органу, если возьмёте от него энергии больше, чем положено. Во-вторых, даже если никакому органу вы не повредили, нерациональное использование энергии приведёт к тому, что вы сможете защищаться кубом не дольше десяти, максимум пятнадцати минут, в то время как при грамотном распределении сил у вас в запасе будет до часа времени.
Викур Викурович подождал, пока ученики запишут, и «добил» аудиторию:
— И третье, — он вывер на доске цифру «три». — Есть органы, требующие особого обращения. Вы не можете брать ни капли энергии от мозга, и не больше половины энергии от сердца.
— А теперь, — заключил он, — откладывайте всё в сторону и входите в транс.
Чем несказанно обрадовал учеников, которые уж, было, решили, что теперь на практике в течение шести лет им предстоит заниматься только теорией.
Вернувшись после занятия в класс, Тира увидела, наконец, ту самую делегацию, которая когда-то приходила исследовать её куб. Значит, они, в конце концов, вынесли вердикт.
— Тира, — обратился к ней профессор, голова комиссии, — мы долго совещались и пришли к выводу, что твой куб можно приравнять к алмазному. Вот справка, отдай её своей маме, пусть занесёт в детскую поликлинику, — мужчина протянул девочке исписанный листок бумаги с печатью.
— Хорошо, — сказала Тира. Она посмотрела на листок, но взрослые каракули прочитать ей было ещё сложно, но она разобрала, что её куб вместо воздушного почему-то получил статус алмазного.
— А почему вы написали «алмазный», а не «воздушный»? — спросила она. — У меня воздушный куб. Он сильнее алмазного.
— Твой куб не сильнее алмазного, Тира, — терпеливо, но настойчиво проговорил профессор. — И несмотря на некоторую его необычность, мы пришли в выводу, что его можно назвать алмазным.
— Но...
Профессор её перебил. Видимо, в его планы не входило спорить с маленькими девочками, доказывая им, что решение комиссии, состоящей из взрослых дядь и тёть, верное.
— Тира, алмазный куб — самый лучший, тебе не на что жаловаться. Не забудь отдать маме справку.
Тира разочарованно кивнула и спрятала листок в дневник.
— Это неправда, — упрямо буркнула она себе под нос, — если бы мой куб был алмазным, нас с Мирретом до сих пор собирали бы по полю.
— Везёт тебе, — грустно произнесла над её ухом Альма.
Тира обернулась. В светлых волосах поблёскивала чёрная прядь. Альма смотрела на дневник, в который Тира только что спятала свою справку.
— Если бы мой куб оказался хотя бы гипсовым... Или просто цельным...
Тира посмотрела на подругу. Пальмира Окетовна рассадила их, потому что боялась, что у обеих слабые кубы. Может, теперь она разрешит?
— Пальмира Окетовна, — позвала девочка, — раз теперь точно известно, что у меня сильный куб, могу я сесть с Альмой?
— А я с Левиком! — обрадованно подхватил Ирлин.
Пальмира Окетовна посмотрела на них.
— Ну хорошо, — согласилась она, — садитесь, как хотите.
Ребята обрадованно похватали свои вещи, мальчики перебрались за третью парту, а Альма села на место Ирлина.
Нужно сказать, что комиссия, пожалуй, оставила бы куб Тиры воздушным и даже, возможно, сочла бы его более сильным, чем алмазный, — если бы не беспричинное понижение звука у энерготона и странный скрежет. Подумав, члены комиссии пришли к выводу, что куб не сильнее и не слабее алмазного, а значит, алмазный и есть. Когда столько странностей, поневоле приходится закрыть на некоторые из них глаза, если хочешь прийти к общему знаменателю. Всё дело в том, чтобы не ошибиться, на какие именно. Поэтому-то решение и затянулось.